Римский орел - Страница 116

116

Черепанов не слушал. Это был не его вопрос. Зато он уже знал, с чего начнет доукомплектование второй когорты. С перевода своей старой кентурии из Первого Фракийского сюда, в Одиннадцатый. Ему нужны надежные, проверенные парни на «сержантских» должностях. Те, на кого он может положиться. Тем более, что он однажды обещал Гаю Ингенсу, что сделает его кентурионом, а обещания надо держать.

Глава восьмая Гонец

Они высадились в разгар праздника Флоралий . Когда жители большинства римских провинций, прекратив работу, радовали себя и богиню плясками, подарками и карнавальными шествиями. Когда железная хватка римской дисциплины ослабела, и десятки тысяч легионеров по всей бескрайней империи на несколько дней перестали быть армией, а превратились в обычных мужчин, свободных, радующихся жизни, разомлевших и безмятежных. Когда… Они высадились, когда их не ждали. Там, где их не ждали…

Командир мобильного подразделения принцепс Одиннадцатого легиона Геннадий Павел Череп, тоже разомлевший и безмятежный, лежал в своей командирской палатке на охапках свежих цветов, а юная грация, вся одежда которой состояла из кожаной карнавальной полумаски, амазонкой оседлав кентуриона, втирала благовонное масло в его мускулистую спину. Так было принято. Веселиться и осыпать друг друга цветами. И кувыркаться на цветочных «постелях» с темпераментными поселянками. И бросать венки в воду. И многое другое, безусловно приятное. Так что даже не слишком потакавший многочисленным религиозным отправлениям (снижающим, по его глубокому убеждению, боеспособность армии) Черепанов в этот праздник разрешил своим ребятам оттянуться по полной. И сам тоже слегка расслабился. В конце концов, все мы – люди…

Прекрасное настроение принцепса Геннадия объяснялось не только праздником, но и тем, что вчера он получил очередное письмо от Корнелии.

Дочь сенатора Гордиана прислала стихи, написанные ее отцом перед отбытием в Африку. Император направлял Антонина Антония легатом в эту провинцию. Стихи были, на вкус Черепанова, весьма посредственны. А вот само письмо, где в канву светских сплетен Великого города вплеталась грустно-лирическая нотка воспоминаний о кратких встречах с «храбрым Геннадием Павлом», возбудило в душе «храброго» принцепса трепет, весьма неожиданный для столь солидного мужчины. Особенно же приписка о том, что Корнелия будет просить богов, чтобы в ближайшем будущем пути «храброго Геннадия» и Корнелии Просты непременно пересеклись, а встречи не были столь мимолетны.

Холодный разум Черепанова утверждал, что это лишь слова юной и романтичной девушки, и увлекший ее образ «храброго Геннадия», спасшего ее от варваров, – всего лишь романтический образ, весьма слабо соответствующий настоящему Геннадию Черепанову. Холодный разум говорил: у юной и романтичной девушки есть взрослый и совсем не романтичный папа, искушенный и хитроумный политик, кичащийся собственной благородной кровью… Который так удачно отбыл на другой континент.

И подполковник велел «холодному разуму» заткнуться. Потому что если он, Геннадий Черепанов, стремился к настоящей цели, то он этой цели непременно достигал. Всегда. Ну, почти всегда…

Пропыленный, воняющий лошадиным потом гонец ввалился в палатку, давя калигами пахучие полевые цветы.

«Поселянка», младшая дочь хозяина здешних виноградников, пискнула, когда Черепанов, мгновенно перевернувшись, сбросил ее на благоухающий «ковер».

– Какого?.. – начал он. И осекся. – Где? – быстро спросил он.

– У Тумоса, – хрипло ответил гонец. – Я от префекта Маркиополя.

– Что Маркиополь?

– Удержимся. Их тысяч пять. Кораблей полтораста. Мы удержимся. Тумос – вряд ли.

– Та-ак… – протянул Черепанов, поймал жадный взгляд, брошенный гонцом на кувшин с разбавленным вином, разрешил: – Глотни.

Дочка поселянина-виноградаря (годовой доход впятеро больше годового жалованья принцепса вместе с «премиальными») накинула тунику и взялась заплетать сандалии. К смуглым ножкам прилипли белые цветочные лепестки.

– Кто? – спросил Черепанов.

Гонец оторвался от кувшина, обтер губы ладонью.

– Готы, – сказал он. – В основном. Еще герулы и бораны. Это их корабли. Еще карпы. Вроде бы. Сутки скакал. Полтораста миль. Нас троих послали, но я – первый.

– Тебя наградят, – обещал Черепанов.

Два месяца он гонял и муштровал своих легионеров, выжимая из них все, чтобы «к началу сезона» сделать из сборной солянки единую «команду». И добился своего. Все части врученного ему боевого «механизма» работали почти безупречно.

Конники-ауксиларии Трогуса: безбашенные галлы и косматые суровые армянские лучники.

Безукоризненно вышколенные фракийцы-катафрактарии субпрефекта Теренкия.

Неутомимые и неустрашимые легионеры Гая Ингенса.

Все.

В постоянной боевой готовности.

И вот теперь, когда Черепанов позволил своим командирам на время приотпустить вожжи, долгожданные варвары – тут как тут.

Вернее, не тут, а там.

Высадившиеся примерно в сорока милях от Маркиополя, у небольшого приморского городка Тумоса, варвары были именно «там», а не «тут».

В максимальном удалении от главных лагерей римских легионов. Словно специально рассчитали. И в двух днях форсированного марша от мобильной группы Черепанова. Плюс еще один день, который потребуется, чтобы собрать и привести черепановских солдат в боевую готовность.

– Мой префект будет посылать вестников ежедневно, – сказал гонец. – Если Маркиополь не обложат.

116